Обнимай и властвуй [Черное кружево] - Дженнифер Блейк

Для Моргана, беглого наемника, похитившего испанский корабль в порту Нового Орлеана, вполне могут придумать какую-нибудь особо жестокую казнь. Сможет ли она избежать его участи в том случае, если она назовет его тогда, а может быть, даже раньше, своим самым неверным и бесчестным возлюбленным?

Фелиситэ поднялась на палубу только поздним утром. Под порывами бриза, трепавшего вымпел «Черного жеребца», слишком большая рубашка Моргана плотно облегала фигуру, подчеркивая очертания высокой груди, а вьющиеся локоны медово-золотистых волос разметались по плечам. Фелиситэ остановилась, стараясь не замечать направленных на нее косых взглядов, и поискала глазами Моргана. Он был увлечен разговором с Хуаном Себастьяном Унсагой, стоя рядом с бортовым ограждением на полуюте.

Увидев ее, Морган тут же оставил испанца, бросив ему несколько коротких фраз, и направился к Фелиситэ.

— Если мне не изменяет память, ты однажды грозился отправить Баста ловить контрабандистов. Теперь ты нашел для него другое занятие, правда? — Неплохое начало, подумала она, не относящееся ни к кому из них обоих и позволяющее продолжить разговор.

— Как это часто бывает, ему надоело безделье. К тому же он не одобрил холодный прием, который ему оказали в Новом Орлеане.

— Он никогда не напоминал мне человека, способного отказаться от роли сына испанского гранда, оказавшегося в армии в поисках приключений.

— От людей можно ждать каких угодно перемен и неожиданностей, — ответил Морган, искоса взглянув на нее.

Выходит, этот разговор не так уж безопасен. Фелиситэ попробовала сменить тему.

— А где же твой слуга Пепе? Я не видела его на судне.

— От него нет проку в море, он слишком смирный. Чтобы он не особо переживал расставание со мной, я снабдил его рекомендательным письмом для О'Райли, который как раз искал мажордома.

— Значит, Пепе продвинулся в этой жизни, — заметила Фелиситэ.

Морган лишь коротко кивнул. Она лихорадочно подыскивала новый предмет для разговора. У юнги ей удалось узнать, что капитан Бономм по-прежнему не расстается с бутылкой рома, очевидно, стараясь утопить в нем огорчение и возмущение по поводу того, что его каюта неожиданно превратилась в лазарет. Валькур лежал в жару, вполне сознавая, однако, что умирает, и требовал от окружающих проявления как можно большего внимания к своей мучительной кончине. Фелиситэ не преминула поделиться этими сведениями с Морганом.

В ответ он снова кивнул.

— Здесь хорошо слышно, как вопит Валькур. Ты, наверное, довольна, что не прикончила его тогда?

— Как тебе сказать… Если ты помнишь, он убил Ашанти и страшно ее изуродовал.

— Не надо об этом.

— О таком слишком трудно забыть. — Фелиситэ покачала головой.

— Иногда бывает и хуже, — отрывисто бросил он и отвернулся, чтобы выкрикнуть новую команду. Услышав его спокойный раскатистый голос, матросы стали поспешно карабкаться на реи.

— Куда мы идем? — поинтересовалась Фелиситэ, когда он вновь повернулся к ней.

— Не знаю, да мне все равно. Курс проложил капитан, я только придерживаюсь его.

— Ты должен что-нибудь знать.

— Вообще-то мы направляемся в сторону Наветренного пролива. Скорее всего, чтобы посмотреть, чем там можно поживиться. — Морган окинул пристальным взглядом полотнища брезента над головой, чтобы убедиться в правильности выполнения своего приказа. Ветер взъерошил его волосы, и солнечный свет заиграл на них тысячей рыжевато-коричневых бликов.

— Зачем ты остриг волосы? — не задумываясь, спросила Фелиситэ.

— Так удобнее на палубе при сильном ветре. Ведь я не ношу колпак и не заплетаю волосы в смоленую косу, как большинство моряков. И еще — по той же причине, что и македоняне Александра Великого; они стригли волосы, чтобы врагам было не за что ухватиться в рукопашной схватке.

— Тебе почему-то идет такая стрижка. — Фелиситэ склонила голову набок. — Интересно, как буду выглядеть я, если обрежу волосы?

— Как неряшливый уличный мальчишка, — ответил Морган без тени улыбки.

— Если ты имеешь в виду, что я стану менее женственной, это, наверное, будет неплохо.

Морган окинул ее быстрым взглядом.

— Сомневаюсь, что ты этого добьешься. По-моему, будет кощунством, если ты оставишь только короткую челку.

— А как же удобство… и безопасность в рукопашной схватке? — Фелиситэ не желала уступать, вспомнив, как Валькур рвал ее волосы прошлой ночью.

Морган посмотрел на нее сверху вниз, его зеленые глаза затуманились.

— Делай, как знаешь…

Когда он увидел Фелиситэ снова, ее волосы больше не развевались на ветру, а плотно облегали голову. Его лицо сразу помрачнело, но потом, когда она подошла ближе, жесткие складки его губ разгладились, на них появилась чуть заметная улыбка. Фелиситэ не стала обрезать волосы, она только заплела толстые золотистые пряди в косы и уложила их на голове короной, связав концы пеньковой тесемкой, сделанной из обрывка старого каната. Теперь она выглядела скромнее, но тем не менее это не избавило ее от взглядов, которые бросали на нее матросы, где бы она ни появилась. С этим ничего нельзя было поделать, как вскоре убедилась Фелиситэ, впрочем, без малейшего намека на тщеславие, ибо она оставалась единственной женщиной в открытом море.

Потянулись жаркие, ослепительно солнечные дни. Не зная чем заняться, Фелиситэ слонялась по судну, пока наконец не облюбовала себе место на полубаке, где могла подолгу сидеть, глядя на волны, на серебристые стрелы летучих рыб или на спинные плавники дельфинов, время от времени играющих возле самого носа корабля. Узнав, что Морган держал в капитанской каюте немало книг, она уговорила юнгу забрать их оттуда, и теперь ее можно было увидеть сидящей с книгой в руках под натянутым вместо тента запасным парусом, прикрывавшим страницы от назойливого ветра. Она часто замечала, как кто-нибудь из команды под любым предлогом старался пройти мимо ее убежища и заглянуть под брезент. Матросы буквально пожирали глазами ее стройную фигуру, скользя взглядом по каждому изгибу тела, которые столь эффектно подчеркивал мужской костюм. В большинстве случаев она старалась не обращать на них внимания. Впрочем, один из пиратов, британец с грубыми чертами лица, узко посаженными глазами и масляной улыбкой, казавшейся ей гнусной, вызывал у Фелиситэ беспокойство.

Морган не давал поводов жаловаться. Он редко ложился спать раньше полуночи. Если она обращалась к нему, он отвечал коротко и резко. Когда Фелиситэ снова предложила натереть ему спину мазью, ирландец, огрызнувшись, опрометью бросился из каюты и провел всю ночь на открытой палубе.

Обычно он уже уходил к тому времени, когда Фелиситэ просыпалась по утрам, хотя пару раз Морган оставался в постели довольно долго. Тогда она наблюдала, лежа на койке, как он умывается, обливая лицо водой. Однажды она вытянулась на постели и долго лежала, задумавшись, забросив руки за голову. Фелиситэ не заметила, что покрывало сползло книзу, обнажив грудь, пока не услышала, как Морган шумно дышит. Тогда она потянулась в сладостной истоме.